Г. А. НЕКРАСОВА

М. П. Беляев и С. И. Танеев (по материалам Отдела рукописей Петербургской консерватории)

В феврале 1996 года исполнилось 160 лет со дня рождения Митрофана Петровича Беляева, сыгравшего огромную роль в развитии отечественной музыкальной культуры. «Характерный тип знатного русского купца, не балованного в молодые годы, сумевшего оценить преимущества западноевропейского образования; дилетант -любитель “пилить” в струнном квартете и “жарить” с листа в 4 руки - сначала Гайдна, потом Балакирева; патриот, любящий свою родину до политического шовинизма, но отнюдь не смешивающий страну с ее обитателем; этот как будто случайный, но счастливо-знаменательный синтез в лице М. П. Беляева дал России не только одного из своеобразнейших общественных деятелей, но и необыкновенно могучего двигателя русского музыкального искусства, наиболее могучего, может быть, за все время существования русской национальной школы»¹.

Художественно-просветительская деятельность М. П. Беляева охватывает период с начала 1880-х годов до самой его смерти в 1903 году и представляется, действительно, уникальной по диапазону и исторической значимости. Основание одного из лучших по тем временам музыкального издательства, организация «Русских симфонических концертов» и «Русских квартетных вечеров» (где особенно наглядно проявилась «антикоммерческая» сущность всех его деяний и железная воля в осуществлении задуманного), учреждение премий имени Глинки (выдаваемых от лица неизвестного «Доброжелателя», чье инкогнито было раскрыто лишь после его смерти), - вот далеко не полный перечень всего, что сделал этот «издатель-артист» (как его называли композиторы) для нашей культуры.

Неординарность, талантливость, поразительное бескорыстие и, одновременно, великолепные организаторские и деловые качества Беляева отмечают все знавшие его близко. Уже тогда, при его жизни, было очевидно, что он не только заботится о настоящем, но думает и о будущем русской музыки, что и получило подтверждение в «Духовном завещании» Беляева, обнародованном после его смерти, документе, уникальном во многих отношениях, содержащем четкие распоряжения относительно капитала в 1,5 миллиона рублей.

В юбилейном очерке, посвященном 10-летию общественной деятельности М. П. Беляева (1895), В. В. Стасов предсказывал: «Когда будет писаться история русской музыки, имя М. П. Беляева займет там однажды видную и почетную страницу»². Когда в 1929 году, в 25-ю годовщину смерти Беляева, в Париже вышла книжка очерков и воспоминаний самых близких друзей Митрофана Петровича, в ней тоже пророчески говорилось, что «Беляев ждет своей биографии и своего памятника», ибо в самое трудное для новой русской музыки время (имелись в виду 1880-е годы) он один из первых сумел оценить ее художественные достоинства и поддержал ее тогда, «когда понимание ее еще не проникло в глубь общества»³.

Но вот уже наступила 160-я годовщина со дня рождения Беляева, а наша музыкальная наука по-прежнему не располагает не только исследованием, всесторонне освещающим деятельность этой замечательной личности, но и публикацией связанных с именем Беляева документальных материалов, позволяющих расширить представление о многих страницах музыкальной культуры того периода.

В 1911 году в журнале «Музыка» А. В. Оссовский опубликовал очерк об архиве Беляева⁴, из которого ясно, как много ценного содержит этот архив. (В настоящее время охарактеризованный Оссовским архив, как известно, рассредоточен по разным фондам - СПб ГК, РНБ, ГДМЧ, ГЦММК и др.). В очерке упоминается о 850 письмах композиторов, артистов, музыкантов, русских и иностранных деятелей, носящих частью деловой, частью личный характер. Среди перечня композиторов-корреспондентов особого внимания заслуживают имена представителей московской школы - Скрябина (109 писем) и Танеева (138 писем Танеева к Беляеву и 68 писем Беляева к Танееву). Но если письма Скрябина частично опубликованы, то переписка Танеева с Беляевым по сей день не издана. А между тем, эта переписка содержит много интересных страниц; об этом можно судить по ее выборочному цитированию в монографиях о Танееве Г. Б. Бернандта⁵ и Л. 3. Корабельниковой⁶, осуществившей издание Дневников Танеева, из которых можно получить ценную информацию о М. П. Беляеве и его окружении.

Роль Беляева в деле своеобразного «наведения мостов» между московской и петербургской школами заслуживает специального внимания и отнюдь не сводима лишь к изданию сочинений Скрябина, Чайковского, Танеева (право на публикацию произведений которого Беляев монополизировал с 1896 года) и награждению премиями имени Глинки. Интересны именно двусторонние контакты Беляева с этими музыкантами, ценившими в нем не только высокопрофессионального издателя, но и художника тонкой артистической организации, способного к взаимопониманию. Беляева отличала подлинная широта взглядов и вкусов, свобода от всякого рода предрассудков. Критерием для него выступал только талант композитора, независимо от принадлежности к «школе», «группе» и пр. Симптоматично, что в то время как Римский-Корсаков довольно болезненно реагировал на сближение Глазунова и Лядова с Чайковским и особенно с Ларошем, Беляев развернул активнейшую деятельность по пропаганде и поддержке московских композиторов. При этом Беляевым руководили не амбициозные соображения, а исключительно творческие, связанные с заботой о композиторе и его будущем. В этом плане весьма характерна история, получившая в документальном оформлении название «Дело об “Орестее”» Танеева («Дело» хранится в рукописном отделе Петербургской консерватории).

Как известно, судьба этой оперы-уникума с самого начала складывалась непросто, что вполне понятно. Оценить ее не как очередное увлечение Танеева «стариной», но понять или хотя бы почувствовать ее устремленность в будущее могли в то время немногие. Тем более ценно, что среди них оказался и М. П. Беляев. Напомним об основных моментах, связанных с постановкой «Орестеи».

На последнем году жизни часто посещавший Петербург П. И. Чай­ковский употребил все свое влияние на то, чтобы убедить Дирекцию Императорских театров (в лице И. А. Всеволожского и главного дирижера Мариинского театра Э. Ф. Направника) поставить это произведение. Согласие было получено, но в процессе репетиционной работы Направник потребовал купюр, на которые Танеев категорически не соглашался. Известно письмо Танеева к Всеволожскому, где автор мотивирует свой отказ сделать сокращения стремлением к защите художественной воли отечественных композиторов. «...Распоряжение чужим художественным произведением, как своим собственным, представляет остаток прежних первобытных отношений дирижера к русским композиторам», - пишет Танеев⁷. В итоге «Орестеей» дирижировал заместитель Направника Крушевский. Прошедшие в сезоне 1895-1896 гг. 8 спектаклей свидетельствовали о том, что слушатели и критика оперу оценили, спектакли шли с возрастающим успехом. Но Направник продолжал настаивать на купюрах. В дневниковой записи Танеева от 9 октября 1895 года сообщается следующее: «На репетиции Направник сказал, что оперу в таком виде исполняют только пока я здесь - для моего удовольствия, что потом она поступит в собственность дирекции, которая в ней будет делать купюры, которые ей заблагорассудится. Я сказал, что, пока композитор жив, этого быть не должно. Он сказал, что он объявляет. Глазунов был изумлен поведением Направника»⁸.

В результате опера была снята с репертуара, а Танеев в знак протеста отказался от причитающихся ему отчислений. Он затребовал рукопись своей партитуры, на что ему директор Всеволожский ответил следующее: «Что касается возвращения Вам оригинальной партитуры, я самовластно распорядиться не могу. Партитура есть вклад в нотную библиотеку дирекции, следовательно - часть имущества двора. Я сомневаюсь, что министр двора даст свое согласие на такое отчуждение в Вашу пользу. Это был бы прецедент, на который ссылались бы все композиторы для нарушения принятого порядка»⁹.

Но того, чего не удалось сделать автору - вернуть рукопись оперы, - сумел добиться М. П. Беляев в 1900 году. К этому времени композитор сделал вторую редакцию оперы, где он сам внес отдельные купюры и пересмотрел оркестровку, а меценат эту редакцию издал. Получив каким-то образом рукопись первоначального варианта оперы из Центральной музыкальной библиотеки Императорских театров, М. П. Беляев отказался ее вернуть, предложив взамен напечатанный экземпляр переработанного Танеевым варианта. Рукопись же Беляев передал на хранение в Публичную библиотеку, за что был удостоен благодарственного письма от ее директора.

Контора Императорских театров настаивала на возвращении рукописи; последовала переписка между заведующим ЦМБ К. А. Кучерой и М. П. Беляевым, которая и составила так называемое «Дело об “Орестее”». Из 7 документов «Дела», безусловно, особого внимания заслуживает письмо Беляева, раскрывающее мотивы его поступка, вероятно, действительно противоречащего установленным юридическим нормам, но чрезвычайно характерного для него, как радетеля о благе тех, в чьей гениальности он не сомневался и о чьем будущем он заботился еще при их жизни.

16/Х.1900. Е. В. Карлу Антоновичу Кучера. Милостивый Государь. Мне неизвестно, давал ли какие обязательства композитор С. И. Танеев Дирекции Императорских Театров относительно рукописи его оперы «Орестея», я же с своей стороны приобрел у него право издания этой оперы, для чего и получил из библиотеки собственную его рукопись. Из слов автора я заключил, что состоявшиеся исполнения его оперы были настолько искажены купюрами, что он не признавал их за исполнение его произведения. При напечатании его оперы он сделал многие изменения и переоркестровку. Все это показывало, что автор не желает, чтобы сочинение его появлялось в прежнем виде пред публикой. А потому, по минованию надобности в рукописи (с сделанными в ней пометками) я представил ее на хранение в Императорскую Публичную библиотеку, а в Центральную музыкальную библиотеку представил сегодня печатный экземпляр партитуры этой оперы. Но так как библиотека почему-то поспешила возвратить мне этот печатный экземпляр, то она избавляет меня и от этой моей любезности. М. П. Беляев¹⁰.

В истории нашей музыки это второй случай, когда в интересах композитора рукописный подлинник оперы «прячется» и, одновременно, более надежно сохраняется в недрах Рукописного отдела Публичной библиотеки, Первый - с клавиром «Женитьбы» Мусоргского, на который В. В. Стасов (также, исключительно ради блага «открывателя новых берегов» в музыке) наложил veto до своей кончины.

Хранящиеся в архиве Петербургской консерватории документы, безусловно, дополнили бы «Материалы к. сценической истории “Орестеи”» в сборнике «С. И Танеев. Материалы и документы». Приведенный в сборнике документ - письмо от 21 ноября 1904 г. уже нового управляющего конторой Императорских театров Г. Вуича к Танееву, в котором выражен своего рода ультиматум в ответ на требование композитора заплатить за 8 спектаклей 1895/1896 гг., - обрел бы более понятный контекст: «Но для того, чтобы Петербургскою конторою могло быть возбуждено означенное ходатайство (т. е. специальное разрешение министра двора на открытие кредита и уплату гонорара за 1895/96 гг.), не будет ли Вами найдено возможным кроме подписания условия на постановку оперы «Орестея», препроводить в дирекцию партитуру этой оперы, находящуюся ныне в Публичной библиотеке»¹¹.

В хранящихся в архиве Беляева 13 письмах Танеева содержатся ценные сведения о творческом процессе композитора в связи с Квинтетом C- dur (посвященным Беляеву). В частности, Танеев просит несколько раз заменять некоторые фрагменты новыми вариантами, которые он присылает в виде «листочков» («...посылаю Вам листочки...»). Такого же рода просьбы содержатся в отношении «Подвижного контрапункта строгого письма». Здесь наибольшему обсуждению подвергается проблема печатания нотных примеров. Беляев предлагал публиковать их в виде Приложения, Танеев же аргументировал свое желание печатать их прямо в тексте ссылкой на целый ряд теоретических руководств в западноевропейской музыке и обосновывал преимущества данного метода. В двух письмах встречается информация о том, что композитор продолжал «улучшать» произведения даже после издания. Так, в письме от 12 декабря 1902 года Танеев просит Беляева вложить в виде вкладыша-приложения в каждый экземпляр уже изданной партитуры симфонии c- moll «листочек с поправками», и не только в ноты оркестрантов, репетирую­щих в это время симфонию в Петербурге, но и в каждый изданный экземпляр¹².

Симптоматичен еще один момент, затронутый в переписке Беляева с Танеевым: возрастание интереса московского композитора к творчеству А. К. Глазунова, музыка которого еще в 1895 году казалась Танееву «холодной и несимпатичной» (запись в Дневнике от 10 марта 1895 года по поводу симфонической картины «Море»)¹³.

27 сентября 1902 года Танеев пишет Беляеву: «Я буду очень рад, если можно получить симфонию Ал[ексан]дра Конст[антиновича]. Это сочинение чрезвычайно интересное (я слышал его однажды в исполнении Зилоти и я очень бы желал поближе познакомиться с партитурой)»¹⁴.

26 октября Танеев уже определенно просит Беляева прислать партитуру 7-й симфонии¹⁵. В это же самое время Танеев пишет письмо самому Глазунову (до настоящего времени не опубликованное) с подробным разбором столь заинтересовавшего его сочинения, о чем можно судить по обстоятельному ответному посланию Глазунова к Танееву, где выражена реакция на разбор симфонии и в связи с этим соображения теоретического порядка об особенностях музыкальной формы¹⁶. В комментариях к письмам Глазунова к Танееву редактор М. А. Ганина приводит выдержки из двух неизданных (хранящихся в РНБ) писем Танеева, в которых обсуждаются сходные проблемы на примере b—moll'ной сонаты Глазунова¹⁷. Насколько полнее и логичнее выглядел бы процесс творческого общения двух крупнейших представителей московской и петербургской композиторских школ, если бы были восстановлены все звенья в цепи их эпистолярного контакта!

Последнее по времени хранящееся в архиве Петербургской консерватории письмо Танеева к Беляеву от 29 сентября 1903 года (написан­ное за три месяца до смерти Митрофана Петровича) также весьма интересно. Оно написано сразу же по приезде композитора из Германии и содержит подробный отчет обо всех моментах его пребывания там. Среди упоминаемых событий обращает на себя внимание сообщение о присутствии Танеева на Вагнеровских торжествах, где он отказался от предложенной ему возможности дирижировать, о чем, как отмечает Танеев, он подробно писал А. К. Гла­зунову¹⁸. Это «подробное» письмо также пока не опубликовано, а оно, возможно, прояснило бы дополнительными деталями вопрос о противоречи­вом отношении Танеева к Вагнеру (о чем можно судить по его Дневникам).

Изучение и издание материалов из архива М. П. Беляева, как свидетельствует даже один взятый нами ракурс (Беляев - Танеев, с естест­венным «выходом» на Глазунова), может существенно обогатить интересной информацией картину развития русской музыки 1880-1900-х годов.

¹ Витоль И. И. Митрофан Петрович Беляев// Памяти Митрофана Петровича Беляева: Сб. очерков, статей, воспоминаний. Париж, 1929, с. 31.

² Стасов В. В. Митрофан Петрович Беляев. М., 1954, с. 7.

³ Предисловие к кн.: Памяти Митрофана Петровича Беляева, с. 14.

⁴ Оссовский А. В. Архив М. П. Беляева// Музыка. М., 1911,М-17,с. 384-391.

⁵ Бернанд Г. Б. С. И. Танеев, 2-е изд. М., 1983.

⁶ Корабельникова Л. 3. Творчество С. И. Танеева: Историко-стилистическое исследование. М.,1986.

⁷ Цит. по: Савенко С. И. Сергей Иванович Танеев. М.. 1984. с. 95.

⁸ Танеев С. И. Дневники: В 3 кн. Кн. 1. 1894 - 1898, М., 1981, с. 131. ' Письмо Всеволожского к Танееву от 25 ноября 1895 г.//С. И. Танеев Материалы и документы. М., 1952, с. 269.

¹⁰ ОР СПбГК, № 2700 (Дело об «Орестее»).

¹¹ С. И. Танеев. Материалы и документы, с. 273.

¹² ОРСПбГК, N¹2387.

¹³ С. И.Танеев. Дневники. Кн. 1, с. 74.

¹⁴ ОРСПбГК, № 2382.

¹⁵ ОРСПбГК, № 2383.

¹⁶ Три неопубликованных письма А. К. Глазунова к С. И. Танееву// Памяти Сергея Ивановича Танеева. 1856-1946. Сб. ст. и материалов. М.-Л., 1947, с. 226.

¹⁷ Глазунов А. К. Письма, статьи, воспоминания. М., 1958, с. 227-228.

¹⁸ ОРСПбГК, № 2388.