В. А. Сомов

Парижский библиотекарь и музыковед Готфрид-Энгельберт Андерс (1795-1866) и его бумаги в Петербургской консерватории

Всем, кто, так или иначе, сталкивался с историей создания Петербургской консерватории, известно, что в основе ее библиотеки было собрание книг М.П. Азанчевского. Михаил Павлович Азанчевский (1839-1881), музыкант и композитор, известен, прежде всего, как один из первых руководителей Петербургской консерватории, он занимал посты председателя дирекции Петербургского отделения ИРМО (1870-1876), заведующего Консерваторией (1871-1876). Свое богатейшее собрание книг, сложившееся во время пребывания в Западной Европе, он передал в 1870 г. ИРМО [1] . Наверное, самым значительным приобретением Азанчевского были библиотека и часть личного архива Готфрида-Энгельберта Андерса, купленные русским музыкантом в Париже в 1868 г. и хранящиеся по сей день в Петербургской консерватории.

Казалось бы, фигура Андерса, библиотекой которого пользовалось не одно поколение русских музыкантов и ученых, должна была бы уже давно привлечь внимание исследователей. Но на самом деле, в отечественной литературе практически нет никаких сведений о нем. В иностранной литературе информации об Андерсе также очень мало, и он известен в первую очередь как “парижский друг” Рихарда Вагнера [2] . Нужно признать, что самой содержательной до сих пор остается справка, помещенная во "Всеобщей биографии музыкантов" Ф.-Ж. Фетиса, который сам хорошо знал Андерса [3] . Из неё мы узнаем, что Андерс был немец по происхождению, с 1829 г. он жил в Париже. Здесь он занимался составлением фундаментального справочника по музыке и музыкальной литературе. Эта работа велась с необычайным исследовательским рвением и добросовестно, но, к несчастью, слабое здоровье и, язвительно добавляет Фетис, “неизлечимая лень” помешали завершить эти труды [4] . Андерс публиковал статьи в парижской " Revue et gazette musicale ", был автором сочинений о Паганини и Бетховене. Кроме того, он был знаменит тем, что обладал одной из самых прекрасных музыкальных библиотек, какую можно было собрать тогда. Свою литературную и исследовательскую деятельность Андерс совмещал со службой в Императорской (ранее Королевской) библиотеке и занимался ее музыкальными фондами в Отделе печатных изданий.

В архиве Национальной библиотеки Франции, где Андерс служил более 30 лет, теперь хранится его досье, которое и позволило нам составить представление о его жизни, хотя и далеко не полное [5] . Из этого досье известно, что Андерс родился в декабре 1795 г. в деревне Касбах возле Кобленца. С ноября 1832 г. поступил на службу в Королевскую библиотеку в Отделение печатных изданий, был хранителем музыкальных фондов и занимался составлением их каталога. Сначала работал как внештатный сотрудник, с мая 1833 г. помощник, с марта 1852 г. служащий 2-го класса. Часто отсутствовал по болезни, в конце своей жизни был парализован, но, несмотря на слабое здоровье, прожил долго и скончался 22 сентября 1866 г. в Париже на 71-м году жизни.

В личном деле Андерса содержится любопытная переписка 1840-х гг., из которой явствует, что в это время он добивался продления отпуска по болезни и одновременно повышения жалованья. В 1843 г. за него просит сам министр народного образования А. Фр. Виллемен (A.-Fr. Villemain). В своем ответе министру директор Королевской библиотеки Габриель Ноде ( Gabriel Naudet ) раздраженно заявляет, что был чрезвычайно снисходителен к Андерсу, и, закрыв глаза на его частое отсутствие в течение долгого времени, даже допустил, что тот стал «пенсионером библиотеки в звании служащего», так как «уже более шестнадцати месяцев не появлялся в служебные часы». Однако отпуск продлевают, и в 1847 году за Андерса ходатайствует уже воспитатель наследного принца А. Ренье ( Ad . Regnier ). После 1847 г. Андерс приступил к своим обязанностям, и жалование ему неоднократно повышают. Только через 15 лет Андерс окончательно ушел со службы. В мае 1863 г. генеральный директор библиотеки Ж.-А. Ташеро ( J .- A . Taschereau ) предлагает отправить Андерса на пенсию, аргументируя это тем, что он достиг преклонного возраста. Его недуги умножились, использование, приведение в порядок и составление каталога музыкальных фондов «стали непосильной задачей для этого бедного паралитика”, вследствие чего музыкальная коллекция библиотеки находится в беспорядке [6] . Спустя некоторое время директор посылает необходимые документы в министерство народного образования. И здесь, впервые, в выписке из акта о крещении – называется настоящая фамилия Андерса и его полное имя: Жан-Гийом-Юбер Беттендорф, так называемый Андерс Годфруа-Энжельбер ( Bettendorf , Jean - Guillaume - Hubert , dit Anders , Godefroi Engelbert ) [7] .

Материалы досье ничего не сообщают о немецком периоде жизни Андерса-Беттендорфа. Они лишь показывают его тяжелое финансовое положение, сложные отношения с администрацией, вызванные частым отсутствием по болезни, и одновременно то, что Андерс имел хорошие связи в обществе, высоких покровителей в правительстве и при дворе, видимо, благодаря своей известности как музыковеда и журналиста. Любопытно, что размер пенсии был увеличен благодаря вмешательству самого императора Наполеона III . Записка с просьбой об увеличении пенсии имеет пометы: "Записка передана Его Величеством" (“ Note remise par S [ a ] M [ ajest é]”); "Передано Императором" (“ Remis par l ' Emp [ ereu ] r ”).

 Дополняют облик Андерса свидетельства Рихарда Вагнера, содержащиеся в его мемуарах и в его переписке. Молодой немецкий композитор, приехавший в Париж в ноябре 1839 г., познакомился с Андерсом через своего будущего шурина книготорговца Эдуарда Авенариуса и часто встречался с ним в 1840-41 гг., в компании филолога С. Лерса ( S . Lehrs ), художника Э. Б. Китца ( E . B . Kietz ). Этих немцев, приехавших в Париж, сближала нужда и интерес к истории музыки.

Приведем пространную цитату из мемуаров Вагнера, которые являются одним из немногих дошедших до нас свидетельств современников об Андерсе.

“Авенариус, которому предстояло скоро уехать в Лейпциг, чтобы повенчаться с моей младшей сестрой Цецилией и привезти ее в Париж, свел меня с единственным своим музыкальным знакомым, немцем, Э.-Г. Андерсом, служившим в Biblioth è que Royale [8] , в отд елении музыки. Андерс скоро посетил нас в доме, где родился Мольер [9] . В его лице я встретил одного из редких людей, и воспоминание о нем, как мало он мне ни был полезен практически, до конца дней будет жить в моей душе. Он был холост, несмотря за свои сорок слишком лет. Вскоре он рассказал мне, что вынес из своей прежней жизни много горького опыта, в результате которого, лишившись прежнего благосостояния и не имея ни откуда поддержки, он был вынужден искать средств к существованию в Париже. При этом ему пригодились его необыкновенные библиографические знания, особенно в области музыки, которые он раньше культивировал только, как любитель. Своего настоящего имени он мне так и не назвал, говоря, что оно откроется вместе с историей всей его жизни лишь после смерти. Пока-же я знал только, что он называется в действительности иначе [10] , что принадлежит к дворянскому роду, обладавшему поместьем на Рейне, что стал жертвой низкого предательства и лишился всего, что имел, из-за своего добродушия и легковерия. Единственное, что ему удалось спасти, это - значительная библиотека, заполнявшая все стены его скромной парижской квартиры. Даже здесь, в Париже, куда он явился, по-видимому, с хорошими рекомендациями, ему тоже приходилось жестоко страдать от недоброжелателей, ибо, несмотря на большие познания, он за всю свою продолжительную службу в библиотеке не поднялся выше самой низкой должности так называемого employ é [11] , между тем как другие, сущие невежды, один за другим получали обещанные ему высшие должности. Я понял позднее, что причина этого заключалась в беспомощности и некоторой изнеженности этого избалованного прежними условиями жизни человека, теперь не способного больше проявить энергичную деятельность. Получая скудное жалованье в 1.500 франков [12] , он вел тяжелую жизнь, полную забот и лишений, а впереди видел одинокую старость и смерть где-нибудь в госпитале. При таких условиях знакомство с нами [13] , людьми, хотя тоже испытывающими материальную нужду, но полными надежд и глядящими в будущее с мужеством и отвагой, оказало на него оживляющее действие. Моя живость и непоколебимая энергия внушали ему твердую надежду на мой успех, к которому он всегда относился с самым горячим и искренним участием. Состоя сотрудником издаваемой Морицем Шлезингером « Gazette musicale », он не сумел создать себе никакого положения в редакции, так как у него совершенно отсутствовала публицистическая жилка, и ему поручали почти исключительно составление библиографических заметок. С этим-то совершенно беспомощным и не знающим жизни человеком мне странным образом приходилось обсуждать планы завоевания известного положения в музыкальном мире Парижа, в состав которого входили самые невероятные по своему ничтожеству элементы. Обсуждения эти, в конце концов, сводились большей частью ко взаимному подбадриванию надеждами на какой-нибудь непредвиденный случай, который вдруг все изменит к лучшему.

К этим совещаниям он привлек еще своего друга и сожителя, филолога Лерса, с которым у меня скоро завязалась тесная дружба, ставшая одной из самых прекрасных связей моей жизни. Лерс, младший брат известного кенигсбергского ученого, несколько лет тому назад переселился из Кенигсберга в Париж, чтобы добиться здесь филологическими трудами независимого положения, предпочитая его, даже при менее благоприятных материальных условиях, педагогической деятельности, которая в Германии является для ученого единственным источником существования. Вскоре ему было предложено книгопродавцем Дидо сотрудничество в большом издании греческих классиков, при чем книготорговец, пользуясь бедственным положением молодого ученого, больше думал об удаче предприятия, нежели о благосостоянии своего сотрудника. […] Мы скоро так сблизились, что он [Лерс] почти каждый вечер приходил ко мне с Андерсом. Последнему было тем приятнее иметь такого сопутчика, что он был не особенно тверд на ноги, всегда ходил вооруженный одновременно палкой и зонтиком, а вечером чувствовал себя беспомощным, особенно на бойких улицах Парижа. Он охотно предоставлял Лерсу первому переступать через порог нашей квартиры, чтобы убрать Роббера, к которому чувствовал необычайный страх, что, в конце концов, действительно возбудило против него обычно столь добродушное животное. […] Андерс и Лер c жили в h ô tel garni [14] на rue de Seine [15] и очень жаловались на свою хозяйку, которая конфисковывала все их доходы, так что они были в полной зависимости от нее. Чтобы эмансипироваться от такого рабства, Андерс уже несколько лет собирался переменить квартиру, но все не решался выполнить свое намерение. Скоро между нами не было секретов ни в чем, что касалось нашего настоящего положения, и мы вели общую жизнь, разделенную расстоянием, но тесно сплоченную одинаковыми страданиями» [16] .

Когда друзья встречали вместе, собравшись у Вагнера, новый 1841 г., Андерс «пришел с двумя бутылками шампанского, извлеченными из запаса, кото­рый он получил когда-то в подарок от одного инструментального мастера в благодарность за хвалебную статью об его роялях и хранил для особо торжественных случаев» [17] .

В 1850 году Вагнер, вернувшись в Париж, снова увиделся с Андерсом и нашел его «значительно постаревшим». «Встречаться с ним было очень трудно. С раннего утра он работал в библиотеке, где ему было запрещено кого бы то ни было принимать, затем отдыхал в кабинете для чтения, а обедал в тех домах, где давал уроки музыки. Здоровье его за это время сильно поправилось. Мне казалось раньше, что он идет навстречу верной смерти. Как это ни странно, ему помогло несчастье: он сломал себе ногу и попал в водолечебницу. Это оказалось для него спасением: здоровье его значительно окрепло. Он мечтал лишь об одном – быть свидетелем моего триумфа в Париже, и взял с меня слово, что на первом представлении моего нового творения [18] я доставлю ему удобное место в театре, так как давки он не переносил. От моих литературных писаний он не ждал никакой пользы» [19] . В 1855 г., по свидетельству Вагнера, Андерс настолько ослабел, что с трудом передвигался по городу, упал в Библиотеке и сломал свои очки, что было для него большой бедой [20] .

О немецком периоде жизни Андерса нам практически ничего неизвестно. Он тщательно скрывал свое прошлое, и даже Вагнер, столь близко знавший Андерса, не сообщает никаких сведений. Однако Вагнер считал Андерса (видимо, с его собственных слов) учеником знаменитого И.Н. Форкеля ( Johann Nikolaus Forkel , 1749-1818), органиста и музыковеда, долгое время преподававшего в Геттингенском университете [21] . Если же Андерс был учеником Форкеля, то он учился именно в Геттингене. Действительно, в матрикуле геттингенского университета мы встречаем имя Иоганна Вильгельма Губерта Беттендорфа, из Кельна, сына вдовы, живущей в «Кельне на Рейне», записавшегося в университет 19 октября 1814 г. и обучающегося филологии [22] . Напомним, что то же самое имя, но в его французском варианте, указано и в служебном досье Андерса, хранящемся в Национальной библиотеке Франции. Несомненно, речь идет об одном и том же лице.

Вагнер регулярно встречался с Андерсом в бытность свою в Париже, и когда покидал Францию, поддерживал с ним переписку. Композитор ценил познания Андерса и считал его одним из лучших специалистов в музыкальной библиографии. Он даже задумал вместе с ним большую работу о Бетховене, для которой ранее Андерс собрал материалы, но проект этот не был осуществлен [23] . Тем не менее, Андерс был, безусловно, полезен Вагнеру, познававшему парижский музыкальный мир. В 1840-х-начале 1850-х гг. он советовал Вагнеру, как приобрести известность в Париже, знакомил с полезными людьми, пытался найти французские тексты для его сочинений, сообщал ему новости театральной жизни. Вагнер обсуждал с Андерсом возможности исполнения своих произведений в Париже, пользовался его посредничеством, занимаясь поисками фортепиано, приобретая музыкальные издания, нотную бумагу, решая свои финансовые дела в Париже. В свою очередь, он постоянно заверял Андерса в дружбе и обещал ему помощь. И действительно заботился о нем, посылал небольшие суммы денег, книги. В 1842 г. Вагнер даже сделал неудачную попытку разыскать для Андерса, для которого жизнь в Париже была слишком дорога и тяжела, работу в Берлине, а именно место библиотекаря либо профессора истории музыки, понимая, однако, что для этого «несколько ленивого и нерешительного человека» [24] пенсия, которая дала бы возможность спокойно заниматься научными исследованиями, была бы предпочтительнее [25] .

Известно несколько писем Вагнера Андерсу. Они неоднократно публиковались и вошли в Собрание писем композитора [26] . Эти письма в большинстве своем хранятся в Мемориальном фонде Вагнера в Байройте ( Richard - Wagner - Gedenkst ä tte der Stadt Bayreuth ). Oдно из вагнеровских писем (из Цюриха, от 7 февраля 1854 г.) находится в ОР Консерватории [27] . В нем композитор просит Андерса оказать помощь в покупке нотной бумаги у парижского торговца Лар-Эно ( Lard - Esnault ). Письмо это уже давно хранилось отдельно от основного комплекса материалов Андерса, остававшихся до сих пор неразобранными [28] .

В настоящее время этот комплекс документов (он носит условное название "Бумаги Андерса-Азанчевского") хранится в Отделе рукописей как отдельный фонд. За то время (более ста лет), когда бумаги Андерса находились в Консерватории, их неоднократно начинали описывать, но по разным причинам работа не была завершена. Ряд материалов откололся от основного комплекса. Например, некоторые письма к Андерсу, в том числе письмо Вагнера, долгое время хранились как письма к неизвестному лицу. В то же время среди бумаг Андерса есть материалы, скорее всего ему не принадлежавшие, попавшие в этот комплекс уже в Консерватории.

После предварительной обработки, которая имеет своей целью составление инвентарной описи фонда [29] , можно выделить три группы материалов, всего около 150 единиц хранения:

1. Работы Андерса и материалы к ним.

2. Переписка Андерса.

3. Материалы других лиц.

Остановимся кратко на каждой из этих групп:

1. Самый обильный материал - выписки из книг, библиографические заметки, наброски статей. Один из современников свидетельствовал об Андерсе: "его исследования были необъятны, и как результат своего обширного чтения он собрал бесчисленные заметки" [30] . Фетис был несправедлив, когда писал, что Андерс "имел странную привычку делать свои выписки в виде иероглифов, которые только он мог прочитать, вследствие чего после его смерти этот уникальный плод его разысканий остался бесполезным» [31] . На самом деле заметки Андерса читаются достаточно легко, у него был четкий, очень мелкий, как принято говорить, бисерный почерк. Возможно, Фетис был недоволен тем, что многие заметки сделаны на немецком языке?

Сохранились записные книжки Андерса, которые представляют собой читательские дневники. Самая ранняя – тетрадь в полукожаном коричневом переплете под названием “ Mein Allerlei ” (“Всякая всячина”), начатая в ноябре 1813 г. (в то время Андерсу было около 18 лет). Специальная папка содержит выписки из Плутарха на немецком языке.

Среди бумаг есть планы и наброски к “Музыкальной библиографии”, словник к “Энциклопедии людей мира”, [32] подготовительные материалы и авторские рукописи книги Андерса о Паганини, фрагменты работы о Бетховене [33] . Любопытен пакет, посвященный Вагнеру, с различными выписками, вырезками из газет, афишами. Примечателен один из томов "Всеобщей биографии музыкантов" Фетиса ( F é tis F .- J . Biographie universelle des musiciens et bibliographie g é n é rale de la musique . Paris , 1835. Т. 1, без титульного листа) с многочисленными исправлениями и дополнениями Андерса, как в самом тексте, так и на отдельных листах, вплетенных в книгу.

Андерс был один из самых старых сотрудников " Revue et gazette musicale ", он участвовал в этом издании более 30 лет, помещал здесь не только свои статьи, но и составлял указатели, перечни публикаций в ней. Одной из задач Андерса была подготовка регулярных обзоров музыкальных отделов промышленных выставок. В его фонде сохранилось множество материалов об этих выставках, в том числе описания музыкальных инструментов (например, органов), патенты на них. Особенно много материалов о фортепианных мастерах: Бернаре ( Bernhardt ), Монтале ( Montal ), Эраре ( Erard ), Плейеле ( Pleyel ), братьях Росселен ( Rosselyn fr é res ), Буассело ( Boisselot ), Мерсье ( Mercier ) и др. [34]

Журналистская деятельность Андерса достаточно полно отражена в документах. Сохранились материалы для указателей, список подписчиков, материалы, присланные разными лицами в редакцию и непосредственно Андерсу. И хотя Вагнер на страницах своих воспоминаний невысоко оценивает роль Андерса в работе над " Revue et gazette musicale " , архивные документы, напротив, свидетельствуют об активном и регулярном участии последнего в подготовке этого издания. На одном из конвертов Андерс назван даже редактором Музыкальной газеты. (“Monsieur Anders Redacteur de la Gazette musicale. 59 rue de Seine St–Germain Paris”. Почтовый штемпель: «6 Juillet 1859”).

Одновременно с ним здесь сотрудничали многие знаменитости: Лист, Жорж Санд, Фетис, Берлиоз и др. Как свидетельство общения Андерса с последним, в Петербургской консерватории сохранился сборник статей Берлиоза, подаренный Андерсу самим композитором. На шмуцтитуле книги имеется автограф Берлиоза: “ A Mr Anders souvenir de l ' auteur . H . Berlioz ” [35] .

Среди материалов деятельности Андерса как библиографа выделим каталог музыкальной коллекции парижской библиотеки Св. Женевьевы ( Catalogue de la Musique conserv é e à la Biblioth è que de Ste Genevi è ve à Paris ), рукопись, выполненную Андерсом собственноручно. Вероятно, именно этот каталог и был причиной возникновения столь устойчивых и попавших в научную литературу слухов о том, что Андерс был хранителем музыкальной коллекции парижской библиотеки Св. Женевьевы. [36] Но в досье Андерса, хранящемся в Национальной библиотеке Франции, не упоминается об этом. Если бы он действительно служил в библиотеке св. Женевьевы до поступления в Королевскую библиотеку, он не преминул бы указать на это в своем прошении. Возможно, он просто скопировал этот каталог, или сам составил его в свободное от основной работы время. Среди подобных материалов отметим также выполненные неизвестным почерком заметки о составлении каталогов книг: авторского и тематического.

2. В разделе переписки имеется несколько писем разных лиц к Андерсу, но в основном это черновики его собственных писем, в том числе матери и другим близким людям. [37]

 Привлекает внимание одно письмо, датированное 27 февраля 1831 года. Оно написано почерком неизвестного лица и несет правку Андерса. По содержанию ясно, что перед нами письмо самого Андерса к Никколо Паганини, который тогда, в феврале 1831 г., только что приехал в Париж. Андерс сообщает, что написал по этому случаю биографию великого музыканта и просит его о встрече: "Я попытался собрать все, что было написано о вашей жизни в Германии и тщательно выбрал то, что мне показалось наиболее любопытным. Биография, изданная Шотки, [38] осталась неизвестной во Франции, так же, как и другие немецкие брошюры, которые Вам известны; и кроме в общем очень незначительного и полного несуразностей очерка ( notice ), изданного в свет господином де ля Фалеком [39] , здесь ничего не вышло; не говоря о статьях в газетах, почти всегда неверных и в большинстве своем заимствованных из недостойного источника, каковым является очерк де ля Фалека. Я должен, следовательно, надеяться, что мой проект опубликовать на французском языке краткую, но полную историю Вашей жизни, исходя из немецких сочинений, будет оценен публикой и не будет осужден Вами. [...] Я желал бы, Сударь, чтобы мне было позволено представить Вам мою рукопись. Маленькая книга приобрела бы таким образом характер подлинности, способной опровергнуть заранее череду ( entourage ) басен и лжи, которые газеты и другие писания могли бы вновь Вам представить".

Неизвестно, удалось ли Андерсу встретиться с Паганини, но его книга была издана в Париже уже в начале марта 1831 г. [40] и высоко оценена современниками. [41] Примечательно, что в том же 1831 г. в Петербурге был издан русский перевод этой небольшой книжки. [42] Это была первая и долгое время единственная книга на русском языке о великом итальянском музыканте. [43] Таким образом, имя Андерса стало известно русской публике задолго до приобретения Азанчевским его библиотеки.

3. Среди материалов, хранящихся в фонде Андерса-Азанчевского, много документов, написанных почерком неизвестных лиц, содержащих маргиналии Андерса. Иногда это работы самого Андерса, так как он часто прибегал к услугам переписчиков, иногда же перед нами материалы из редакции " Revue et gazette musicale ", причем определить авторство многих текстов можно лишь при особом исследовании.

Из работ других лиц назовем сочинение "О голосах хора и о способах восстановления во Франции вокальной музыки, которую революция разрушила, упразднив певческие школы" (“ Sur les voix de choeur , et les moyens de retablir en France la musique vocale , que la Revolution a detruite par la suppresion des Psalettes . 1825. Alexandre, chantre de la Cathedrale D'Angouleme.”). Рукопись датирована 1825 г., её автор - некий Александр, певчий Ангулемского собора.

Материалы фонда Андерса-Азанчевского в его современном состоянии хронологически охватывают период с начала XIX века по 1860-е гг. [44] Нужно признать, что бумаги Андерса, хранящиеся в Петербургской консерватории, являются, несомненно, лишь малой частью его архива. Где находится личный архив Андерса и был ли он куплен М. П. Азанчевским вместе с библиотекой, нам неизвестно. Бумаги, попавшие к Азанчевскому, могли просто оказаться среди книг, а другие материалы могли перейти к разным лицам. Напомним, что письма Вагнера из архива Андерса, которые теперь в основном хранятся в Байройте, продавались на аукционах. [45] В то же время в Отделе музыки Национальной библиотеки Франции хранится ряд писем к Андерсу французских и немецких музыкантов и книгопродавцев, поступившие из старых фондов Парижской Консерватории. [46] В их числе письмо композитора Поля Скюдо от 3 апреля 1860 г., которым автор уведомляет, что посылает Андерсу свои труды для прочтения. Отметим, что два письма Поля Скюдо к Андерсу (от 14 февраля 1859 г. и 25 февраля 1860 г.) хранятся и в Петербургской консерватории [47] . В свое время они были выделены из основного комплекса документов Андерса-Азанчевского, адресат их был неизвестен, он определен нами по аналогии с парижским письмом. В них, как и в парижском письме, речь идет о сочинениях Скюдо, посланных Андерсу. [48]

Для выяснения судьбы архива Андерса требуются изыскания во французских архивах, в частности, в материалах нотариата в Национальном архиве ( Archives Nationales . Le Minutier centrale des notaires) [49] . Ведь после смерти Андерса должна была быть сделана опись его имущества и составлены документы о его наследовании либо его распродаже.

Пока же ограничимся сведениями, содержащимися в служебном досье Андерса [50] . Известно, что после его смерти, в сентябре 1866 г., его квартира на улице Сент-Анн в доме № 53 (то есть совсем рядом с Императорской библиотекой) была опечатана, и Библиотека позаботилась о том, чтобы проверить, нет ли в ней книг из её фондов. Спустя полтора года, 14 марта 1868 г. к директору Императорской библиотеки обращается племянник Андерса, А. В. Шульген ( A . W . Schulgen ) - издатель и продавец гравюр из Дюссельдорфа, имевший в Париже свой магазин. Шульген напоминает о том, что занимаясь делами по наследству покойного дяди, однажды он уже вернул книги со штампом Императорской библиотеки. Сейчас, являясь единственным владельцем библиотеки Андерса и собираясь ее продать оптом, он предлагает проверить книги еще раз. Причем Шульген просит администрацию поторопиться, и сделать это в ближайшие дни, так как, продав библиотеку, он не сможет ею больше распоряжаться. Ясно, что покупателя он уже нашел и был им не кто иной, как М. П. Азанчевский. В Петербургской консерватории сохранилось письмо парижского книготорговца Филиппа Мишеля ( Philippe Michel ) к Азанчевскому от 11 ноября 1868 года. [51] Из этого письма явствует, что Ф.Мишель был комиссионером последнего, с его помощью русский музыкант регулярно покупал книги и с его же помощью приобрел библиотеку Андерса. Мишель и Азанчевский на квартире покойного вместе занимались подготовкой книг к перевозке.

В 1870 г. Азанчевский передал свою библиотеку и коллекцию автографов в ИРМО, и его собрание было доставлено из-за границы на счет общества. [52] Таким образом, купленная в 1868 г. библиотека Андерса оставалась во Франции в течение двух лет среди других книг Азанчевского. Необходимо подчеркнуть, что библиотека, переданная Азанчевским в Консерваторию, - это не только книги из собрания Андерса, но и книги, приобретенные из других источников. Со всей определенностью можно говорить о принадлежности тех или иных экземпляров Андерсу только тогда, когда на книгах есть пометы парижского владельца, а они встречаются довольно часто. Экслибрис Андерса нам неизвестен, вероятно, его не существовало.

Вместе с книгами к Азанчевскому, может быть, случайно, попали и бумаги Андерса. Иногда на рукописных материалах встречается экслибрис Азанчевского, известный по книгам. [53] Среди этих бумаг наше внимание привлек большой перечень книг, написанный неизвестным почерком: примерно 1000 наименований (27 лл.) В основном это французская литература, в списке зафиксировано много немецких книг, есть издания на латинском, английском, итальянском, испанском, нидерландском, чешском языках. Хронологический охват списка - с XV в. (в каталоге зафиксировано несколько инкунабул) до 60-х гг. XIX века.

Здесь перечислены:

- разные энциклопедии, словари, справочники, библиографии, книготорговые каталоги;

- трактаты по теории музыки, множество книг по истории музыки;

- сборники псалмов, религиозные сочинения;

- проспекты музыкальных отделов промышленных выставок, подобные тем, что хранятся среди бумаг;

- литература по оперному театру, балетному искусству, драматургии;

- беллетристика, философские трактаты, сочинения моралистов, исторические труды, описания путешествий; [54]

- периодика XIX - первой половины XIX вв., в основном французская.

Сразу стало понятно, что этот список представляет собой книжный репертуар, схожий с составом современной библиотеки Петербургской консерватории. После сличения рукописного каталога с фондами иностранного отдела библиотеки, можно со всей определенностью сказать, что это каталог именно тех книг, что хранятся в Консерватории. Причем перед нами не те книги, которые легко могли дублироваться в любой библиотеке: речь идет о редчайших изданиях, иногда отсутствующих даже в крупнейших библиотеках Европы. [55] Почти на всех книгах есть экслибрис Азанчевского, и на многих есть пометы Андерса. Кроме того, в каталоге упомянуты три рукописи, и две из них хранятся в библиотеке Консерватории [56] , а именно: латинский Миссал XVI в. [57] и французская рукопись XVII в. "Заупокойная месса" (Messe des Morts Introite du 6.) [58] .

Можно предположить, что, список книг составлен либо при покупке библиотеки Андерса М.П. Азанчевским, либо при передаче библиотеки Азанчевского ИРМО. Последнее по времени издание относится к 1868 г., то есть вышло уже после смерти Андерса, а именно, в год покупки библиотеки Азанчевским. [59] В списке обращают на себя внимание пометы на французском языке: «отложено в сторону» (“mit de cô t é”), «несколько книг в перевязанном пакете» ( « Plusieurs livres […] dans un paquet ficell é») и т. д. Это следы работы по перевозке библиотеки. Каталог насчитывает, как уже сказано, около 1000 наименований, и это, конечно, лишь часть материалов, переданных Азанчевским [60] , и вероятнее всего, это именно библиотека Андерса, но в каталог попали, как это часто бывает, и некоторые книги, приобретенные Азанчевским иным способом.

Библиотека, собранная Андерсом в Германии и во Франции и перевезенная М.П. Азанчевским в Россию, представляет собой свод информации, накопленной европейской наукой о музыке к середине XIX в. Сам Андерс, воспитанник Геттингенского университета, представитель немецкой школы, был своеобразным посредником между немецкой и французской наукой о музыке, он сделал много для популяризации немецкой музыкально-исторической литературы во Франции и за её пределами, и, как выясняется, в России.

В целом материалы Андерса, хранящиеся в Петербургской консерватории, представляют собой удивительно редкое и удачное сочетание: сами книги, выписки из них, то есть читательские дневники, опись библиотеки и, наконец, авторские рукописи работ, выполненных на основе этих книг. Подобный комплекс материалов позволяет нам проникнуть в творческую лабораторию незаслуженно забытого парижского библиотекаря и музыковеда середины XIX века.